Безумные сказки Андрея Ангелова. 2021 год - Андрей Ангелов

плиты – её герой мацал девчачий передок через трусы под юбкой. Богданова подмахивала десантским пальцам, но главным для девчули был явно раствор.

— Корка и есть готовая наркота. Заливаем её снова водой, чуток кипятим и выцеживаем шприцем через ватку, — Анька сноровисто проделала манипуляции. — Готовый раствор – есть героин! Думаю, что покруче афганского… Можно раскрошить сюда таблетку «Реланиума» для более кайфа.

— Супер, — для приличия отозвался Лёхин, расстёгивая ширинку. Он готов был вставить Аньке прямо тут, настолько пучило яйца.

— Погоди, — деловито вильнула задницей Анька. – Щас вмажемся, и кайф будет на порядок сильней. Давай вену!

Каркавин поколебался.

— Чё боишься? – подначила хитрожопая Богданиха.

И Лёха подставил локтевую вену. После ширева по телу разлилось приятное тепло, голову закололи нежные иголочки, а хуй облепили сладкие бабочки. Лёха расположил Аньку на полу, стянул с неё чёрные плавки, задрал её ноги себе на плечи и опробовал на предмет тесноты её дамский пирожок. Через минуту Каркавин закончил так, как никогда!.. Ханка сотворила сексуальное чудо.

* * *

Так Лёха Каркавин стал наркоманом и гражданским мужем Анютки. Он переехал к зазнобе, и оба вечерами ширялись и трахались. А днём добывали бабло на ширево. Бывший десантник обложил данью кого только смог, но уже зацветала эра 2000-х годов. Силовики медленно и неуклонно выдавливали «качков» с позиции рэкетменов. Денег нашей парочке не хватало, приходилось с вымогательства — постепенно съезжать на банальные кражи.

К слову, друзья детства, три других богатыря, — тоже подсели на ханку, и приколола их так Светка Богачкина. Девчуля зависла на хате у Карандаша и после коллективной вмазки — её обычно расписывали на три мужских ствола, чему Светка, по ходу, неподдельно радовалась. Блядскую натуру из человека — не выбить.

* * *

Примерно через год, когда Анька с Лёхой растащили квартиру мамки, ведь доза требовалась каждый день, а в квартире Богданихи-старшей было что взять — мамка выгнала пару вон.

Последней каплей ненависти явилось то, что Анька, в надежде выцедить денег, — избила мамку долотом по голове. Надежда Павловна месяц отлежала в реанимации, а потом продала квартиру и уехала в Новосибирск, прежде проклянув дочь.

— К отцу не хочу идти, принципиально, — твёрдо сказал Лёхин. — Он меня задрал и так, с моралями. Праведник, чёрт возьми… даром, что мать мою порешил.

Поселились в доме бабушки Каркавина, в деревне. Та полуослепла, плохо слышала, а Лёху принимала за того давнего десятилетнего внука, без порочных привычек, озадаченного рыбалкой. Так что проблем с проживанием не случалось. Зато нагрянула проблема с бабушкой, когда всю её пенсию неразлучная парочка проколола за два дня. И бабушке стало нечего кушать. Буквально. И поскольку видела она действительность ныне смутно, то не роптала на голод. Нарики же воспринимали её как деталь интерьера, головы были целиком закружены ханкой.

— Умерла бабуся моя, — констатировал как-то Лёшка ранним утречком. Обыденно.

— Валим отсюда, типа нас сегодня здесь не было, — заметила хитрожопая Анька.

Наркоманы не имеют совести в принципе, и Лёхин послушал подругу. Сел в тюрьму он спустя 1 неделю. Должны были сесть оба, но Каркавин взял вину на себя.

— Половину магазина за ночь вынесли, ети их! — так пояснил на следствии хозяин промтоварки.

— Не вынесли, а вынес, — поправил Лёха. — Один я был…

Дятлу, дослужившемуся до местечкового опера и ведущему дело, — было вообще наплевать, как именно обстояла кража. Тогдашний позор он не забыл, настала пора поквитаться.

— Спиздил и отпиздил — это разные вещи, Лёша, — так сказал Ваня Дятел. — Иди, блять, в тюрьму и познавай разницу понятий.

И Каркавин сел на три года.

Анька его трепетно ждала, никого своей девичьей шмонькой не балуя. Ханку не забросила, поэтому закономерно вскоре тоже села, брать вину на себя теперь стало некому. Дали два года.

Освободились подельнички с разницей в один день.

* * *

Из тюрьмы Анька вышла прожжённой стервятиной, раза в три хитрожопей, чем была до того. Она заматерела, стала дородной тёткой, уболтать и раскрутить могла любого кента. Без предупреждения царапала лицо в кровь.

— Если я вам не нравлюсь, то это проблема не моя, — приобрела Богданиха привычку говорить.

Лёха вышел таким же здоровяком, философски смотрящим на вещи. Правда был один нюанс: в тюрьме Каркавин заработал туберкулёз. На первых порах он себя проявлял не сильно, но течение времени болезнь усугубляло.

— Наплюй! — вынесла вердикт Анька. — Лучше давай прошарим, как дозу надыбать сегодня.

И так повторялось изо дня в день. Лёха, наверное, по-настоящему любил Аньку, своею личной любовью, но у кого она не личная?.. Анька взаимно отвечала чувствами, насколько такие чувства могут быть у наркоманки, к тому же прошедшей русскую зону. Поэтому связь и не рушилась. Тем паче, у Лёхи почти никого не осталось, отец, будучи совсем трезвым, — зарезал своего елейного пастора, видимо — привычка — вторая натура. И раз подняв руку на человека, — уже становишься маньяком. Отца законопатили на нары, и там папка и повесился.

Причудливо тасовался кармический бумеранг, но по-другому он не умеет…

— Лёхин, я продала отчий дом, — заявила младшая сестра Настька. Она специально приехала из Кемерова в Кукуево повидаться с братом. — Ты отбывал срок и по закону это можно было сделать… а ведь дом гнил. — Сеструха потискала ухоженные ручки, унизанные дорогими кольцами и торопливо добавила. — Но твоя доля денег у меня лежит!

— Правда!? — обрадовался брательник.

— Я тебе долю не отдам, — категорически ответила единокровка. — Но готова купить комнату, пока оформлю на своё имя… Я ж о тебе забочусь, Лёхин, ты пойми!

— Привет, Настёнка, — в комнате нарисовалась Богданиха. — Чёт ты выросла…

— Лёхин от тебя уезжает! — молвила сухо Настька. — Даже, Лёхин? У него начинается новая жизнь, в новом городе. Без тебя, сучки этакой! Это ты ему жизнь сломала со своей ханкой!

— Может, подаришь пару колечек? — ухмыльнулась Анька, хищно глядя на руки Настьки. — Не то с пальцами оторву, курва!

— Настька, ты это… давай, звони… — засуетился Каркавин, подталкивая сеструху к дверям. — Я остаюсь.

Настька обмерила Аньку презрительным взглядом. Гордо вышла. Прежде молвила брату:

— Я замужем за своим бывшим деканом… Он — профессор, человек со связями. Ты приезжай к нам!..

* * *

Настька в итоге выманила Лёхина в Кемерово, чисто обещанием бабла за проданный дом.

— Отдам, — заявила сеструха по мобильному телефону.

И уже не важно, отдаст деньги налом или нет… на месте разберёмся… и наверняка чё-нить выкружим… — так думал братик, трясясь в автобусе. Сто километров от Кукуево до Кемерово — не крюк. Да и не расстояние.

Анька как раз тянула 10 суток в КПЗ, — за то, что избила Светку Богачкину. Вроде, дозу не смогли справедливо разделить. Менты Аньку закрыли как «суточницу», больно она их всех вымораживала чисто своим наличием в городе, — но дать 10 лет при всём желании ей не могли. Светка ушла в глухой отказ по драке, а надавить было нельзя, — у Богачкиной в покровителях ходил сам Карандаш, — авторитетный бизнесмен, меценат, депутат местного «Совета депутатов». (Десятку Богданиха всё-таки схлопотала, но потом).

— Ну, наконец-то! — встретила Настька непутёвого братца.

* * *

— Могут ли ангелы и бесы вселяться в людей? — спросила Настька у мужа, у профессора.

— Да, с одной разницей, — усмехнулся в усы профессор. — Бесы не спрашивают разрешения. Понимаете, ангел не столько тактичен, сколько не может нарушить свободу воли человека, — иначе сам станет бесом. Таковы законы мироздания…

Послушав с недельку такого рода семейные разговоры — Лёха Каркавин решил остаться в Кемерово. Он отлежал положенный срок в наркологичке и чтобы притушить в себе Аньку — завёл половой роман с симпатичной медсестрой. Оказалось, что дамский пирожок медработницы не хуже, чем Анькин, и без всякой ханки. И вообще, без наркотиков мир сияет не менее. А местами и более.

— Все женщины одинаковы,